— Ваше право, — Бирюков придвинул к Березовой фужер с пузырящейся водой, улыбнулся. — Пейте, Света. Говорят, нервы успокаивает.
— Терпеть минералку не могу, — Березова решительно отодвинула фужер. — Федор Костырев, если хотите, добрейший парень. С чувством юмора, которого, к сожалению, многим недостает. По развитию не уступает большинству студентов, хотя не имеет законченного среднего образования. Честен до безупречности. Женщина для него — божество. Если ребята делали для девушек что-то хорошее, Федя восторгался: «Вы же настоящие мужчины, мальчики!» Нет, правда… — Березова тревожно уставилась на Бирюкова. Глаза у нее были выразительные, с крупными зеленоватыми зрачками. — Вы совершенно мне не верите?
— Говорите, говорите, — попросил Антон.
— Нет, я знаю, вы не верите. Мама успела наплести на Федю нехорошего. Уверяю, в этом нет правды ни на каплю. У мамы тяжелый характер, она, уж если кого невзлюбит, теряет всякую объективность.
— Давайте о Костыреве.
— С Федей случилось что-то ужасное. Он прислал мне письмо. К сожалению, слишком поздно.
— Письмо?.. — Бирюков спокойно посмотрел на Березову. — Оно сохранилось? Можете мне его показать?
Березова недолго подумала, будто соображала, как поступить, но тут же решительно открыла сумочку.
Антона удивил красивый, четкий почерк Костырева. Письмо было несколько сентиментальным и коротким. «Света! Сегодня мне очень тяжело, но ни в чем тебя не виню. Видимо, рано или поздно так и должно было случиться. Зачем ты порываешь с человеком своего круга, если можешь быть счастлива с ним? У нас же с тобой ничего не получится — судьбы разные и Нина Михайловна не позволит. Все нелепо и глупо, но уже не исправить. Прощай». Ниже стоял постскриптум: «Уезжаю на север. Всегда буду помнить тебя».
Бирюков осторожно вложил листок в конверт и посмотрел на почтовый штемпель. Письмо было отправлено из райцентра накануне преступления, в пятницу. В этот же день Костырев ушел из дома.
Светлана опять открыла сумочку, достала из нее другой, сложенный вдвое, конверт и тоже подала Антону.
— Одновременно со своим письмом Федя прислал мне вот это, — быстро сказала она.
В конверте, адресованном Костыреву, лежал размашисто исписанный с одной стороны листок из общей тетради.
«Дорогой, хороший Василий Михайлович! Не знаю, как Вас благодарить за доброту, участие и помощь. Дипломную закончила. Кажется, защищусь нормально. И все благодаря Вам! Самое искреннее, самое сердечное спасибо. Получила посылку с книгами и письмо. Горько, досадно обижать Вас, но углублять, как Вы предлагаете, наши отношения не могу. Есть очень веские причины. Не надо больше мне писать, звонить и подавать телеграммы. Ради бога, не сердитесь на меня. Света».
Антон вопросительно посмотрел на Березову. Та смущенно вспыхнула, будто случайно или опрометчиво доверила постороннему человеку сокровенную тайну. Нервно, порывисто заговорила:
— Не удивляйтесь. Это — мое письмо к инженеру Василию Михайловичу Митякину. Он возглавляет конструкторское бюро одного из крупных московских заводов. Я была там на практике, и Василий Михайлович руководил моей дипломной работой. Обаятельнейший человек. У нас сложились самые деловые отношения, но… В последнем своем письме Митякин намекнул на большее. Я вынуждена была ответить…
Бирюков, еще раз прочитав на конверту фамилию и адрес Костырева, сочувственно улыбнулся:
— И по рассеянности отправили письмо Федору?
Лицо Березовой стало внимательно-настороженным, пальцы рук вздрогнули и нервно забарабанили по столу.
— В том-то и загадка, что нет! — горячо сказала она. — Это письмо Василий Михайлович получил. Несмотря на мою просьбу, он все-таки прислал телеграмму, где сообщил, что очень жалеет о нашем разрыве, но волю свою навязывать не собирается.
— Странно.
— Очень даже, — подхватила Березова. — Тем более, что адрес на конверте к Феде написан не мною. Это фальшивка.
— Письмо или только адрес?
— Да, адрес. Письмо — подлинник.
Антон внимательно сличил почерк на конверте с письмом и заметил, что конверт действительно написан другой рукой, хотя пишущий и старался подделать почерк Березовой. Почтовая марка была погашена штемпелем Новосибирского главпочтамта.
— Каким образом письмо, полученное адресатом в Москве, могло очутиться в Новосибирске, чтобы отсюда улететь к Костыреву? — задумчиво спросил Бирюков.
— Не знаю, — отрывисто сказала Березова.
— Василий Михайлович после получения этого письма был здесь, в Новосибирске?
— Однажды писал, что собирается в ближайшее время проездом побывать в нашем городе — у него здесь какой-то друг живет. Возможно, и приезжал, но дело-то ведь не в том. Митякин очень порядочный человек. Уверяю, он не способен на подобную гнусность, и вообще… Тем более, что о наших с Федей отношениях ему ничего не известно.
— Я заберу у вас эти письма. — Бирюков еще раз перечитал письмо Костырева и, не найдя ни единой ошибки, высказал предположение: — Для Федора, по-моему, грамотно написано. Не по подсказке ли писал?
— Вы совершенно его не знаете! — вспыхнула Березова. — Федя в грамотности никому не уступит.
— А в электротехнике?
— При чем здесь электротехника?
— Интересуюсь, нет ли среди друзей или знакомых Федора, кто работает… скажем, электромехаником, монтером.
Светлана сильно наморщила лоб, задумавшись:
— Таких не знаю. Радиотехник-любитель у него есть знакомый. Валерка. Смышленый мальчишка, сам телевизоры ремонтирует и даже собирает. Только не здесь надо искать корни. Федина мама рассказывала о Мохове, — Березова хрустнула пальцами. — С Моховым мы учились в начальных классах. Мохов подлец, и если окажется, что Федя замешан в нехорошем, то это не обошлось без влияния Мохова. Клянусь всеми святыми, Федя не способен на преступление. Его могли обмануть, запутать…