— Группа крови — шаткий аргумент. К тому же, вполне могли в другом месте стукнуть, затем подбросить прут к магазину, — перебил Голубев, пошевеливая прутиком угольки в костре.
— Ты слушай, — продолжал Бирюков. — Мохов показал, что Дунечку ударил Костырев, когда выбегал из магазина с крадеными вещами. Известно Мохову и о том, что Гоганкин был в магазине, но он не знал, что Гога-Самолет там умер. Конечно, принимать показания Мохова полностью за чистую монету нельзя, однако зерно правды в них есть.
— А что Костырев показывает?
— Пока ничего, но я уверен, что он разговорится, — Антон помолчал. — Кстати, Слава, ты Бэллу Бураевскую знаешь?
— Блондинка с голубыми глазами? В Госбанке работает? Знаю, уже больше года в райцентре живет.
— Сегодня, уезжая из Новосибирска, я видел ее на главном вокзале разговаривающей с ненормальным «профессором». Надо выяснить, не приезжал ли этот «профессор» к Бураевской сюда накануне кражи.
— Выясню, — решительно сказал Голубев.
Ночь, мигая звездами, остужала нагретую за день землю. Река чуть слышно хлюпала у берегов, наполняла воздух прохладной свежестью.
Степан Степанович имел привычку приходить на работу пораньше. Первым делом он знакомился у дежурного со сводкой происшествий и, таким образом, к началу рабочего дня был в курсе последних дел. И на этот раз Стуков зашел к дежурному, когда все служебные кабинеты были еще закрыты. Поздоровавшись, шутливо спросил:
— Что новенького на незримом фронте?
— Пустяк. Припадочный эпилептик с собачкой опрокинул у мороженщицы лоток.
— Когда и где это произошло?
— Вечером на главном железнодорожном вокзале, — дежурный устало расправил плечи и потянулся. — Надо устроить человека в больницу, чтобы город не позорил.
Случай, как догадался Стуков, произошел с Николаем Петровичем Семенюком. В журнале происшествий были записаны фамилия, инициалы и домашний адрес. Опять эпилептический припадок, но на этот раз, вместо выбитого стекла в книжном магазине, опрокинутый лоток с мороженым. Никакого криминала, разумеется, в случившемся не было. Зарегистрировали его только по настоянию скандальной мороженщицы, которая заявляла, что у нее испорчено продукции чуть не на двадцать рублей, и требовала взыскать с Семенюка причиненный ущерб.
Открывая ключом дверь своего кабинета, Степан Степанович услышал настойчивый телефонный звонок междугородней станции. Звонил из райцентра Бирюков. Очень кстати рассказанное им о Николае Петровиче Семенюке заинтересовало Стукова. Отложив другие дела, по просьбе Бирюкова, он решил тут же навестить своего знакомого.
Жил Семенюк в одном из обновленных районов города, неподалеку от центра. Стукову пришлось изрядно поплутать среди многоэтажных домов-коробок, похожих друг на друга, как две капли воды, прежде чем нашел нужный номер. Дом, в котором находилась квартира Семенюка, отличался от других, пожалуй, только тем, что перед его фасадом зеленели густые заросли акации, прорезанные ровными асфальтированными дорожками.
У одной из квартир на третьем этаже Степан Степанович нажал кнопку звонка. Никто не ответил. Стуков позвонил еще раз. Из соседней квартиры на лестничную площадку выглянула пожилая женщина и сказала:
— Игоря Владимировича нет дома.
— Мне нужен Николай Петрович Семенюк.
— Он болен.
— И его никак нельзя повидать?
Женщина окинула взглядом милицейскую форму Стукова, замешкалась с ответом, будто соображала, как ей поступить.
— Вчера с вашим соседом случилась неприятность, по поводу которой в милицию поступило заявление, — сказал Степан Степанович.
— Это насчет мороженщицы?
— Да.
— Ах, какая горластая мороженщица! — женщина оживилась. — Такой тарарам здесь учинила, словно у нее миллион украли. С милиционером ведь привезла домой Николая Петровича, а ему после аварии, в какую попал несколько годов назад, противопоказано ездить в автомобилях. Почти сознания лишился, пока везли его с вокзала сюда. И убыток-то, как потом оказалось, пустяковый. Игорь Владимирович без всяких слов с ней расплатился, а она такой скандал учинила, такой скандал…
— Где же теперь Николай Петрович? — перебил женщину Стуков.
— В квартире, у себя. Игорь Владимирович — племянник Николая Петровича — только что ушел на работу, передал мне ключ и попросил присмотреть за дядей. Сами понимаете, больной человек. К тому же, в последнее время Николай Петрович без разрешения Игоря Владимировича стал часто уходить из дома и несколько раз даже уезжал куда-то из Новосибирска. Игорь Владимирович очень за него переживает, но постоянно находиться возле него не может. Сами понимаете, работа. Если у вас очень важное к Николаю Петровичу, могу открыть квартиру, и вы с ним увидитесь.
— Будьте любезны, — попросил Стуков. — Мне крайне надо его видеть.
Женщина на несколько секунд скрылась за своей дверью. Вернувшись, быстро отомкнула замок соседней квартиры и, заглянув в прихожую, громко сказала:
— Николай Петрович!.. К вам гость.
— Кто там, Вера Павловна? — послышался из комнаты глуховатый мужской голос.
— Из милиции, по поводу вчерашнего.
— Пусть проходит ко мне.
Стуков по голосу узнал Семенюка.
— Когда будете уходить, предупредите, пожалуйста, — шепнула женщина. — Надо будет закрыть дверь на замок.
Степан Степанович вежливо наклонил голову и прошел в просторную, комфортабельно обставленную квартиру. Мебель сияла темным лаком. Одну из стен полностью занимали книжные стеллажи, другую — импортный высокий шкаф, рядом с дверью на балкон — пианино. Дорогие ковры и картины на стенах. Около пианино, на журнальном столике, замерла в танце фарфоровая балерина. У ее ног стояла массивная из хрусталя пепельница и в ней открытая пачка сигарет.