С субботы на воскресенье - Страница 48

— О Гоганкине Мохов не рассказывал? — спросил Бирюков Костырева, когда тот замолчал.

— Нет, о Гоге-Самолете ничего не говорил.

— Кто помог Мохову отключить охранную сигнализацию в магазине?

— Не знаю, — понуро глядя в пол, ответил Костырев. — Я с ним, со скотиной, после этого принципиально не разговаривал. Когда приехали на электричке в Новосибирск, Пашка куда-то бегал, с кем-то встречался, а я сразу — в Толмачево и с аэровокзала не выходил. Мохов позднее там появился. Веселый, билеты через кого-то достал, засуетился в толпе, а через полчаса милицейский сержант нас в дежурку пригласил… Да вы допросите Пашку в моем присутствии. При мне он, как миленький, правду расскажет.

Бирюков позвонил дежурному изолятора. Посидели молча, думая каждый о своем. В коридоре послышались шаги. Дверь отворилась, и конвоир впустил в нее Мохова. При виде Костырева Мохов остолбенел, словно загипнотизированный.

— Ну, что уставился, как баран на новые ворота? — с брезгливой усмешкой спросил Костырев. — Не узнаешь?

— Федя!.. — неестественно обрадовался Мохов. — Ты чо такой сердитый?

Костырев начал было угрожающе подниматься, но Бирюков строгим взглядом усадил его на место и сказал:

— Надеюсь, отрицать знакомство не будете.

— Нет, — буркнул Костырев.

— Федя — мой друг, — с натянутой улыбочкой бросил Мохов.

Антон посмотрел на него:

— В таком случае — рассказывайте, как дело было. Предупреждаю: ваш друг уже дал показания. Слово за вами.

Мохов втянул голову в плечи, будто бы съежился, глянул туда-сюда, и Антон заметил, что он рад бы говорить откровенно, но боится. Очень сильно боится. Кого?.. Айрапетова или Остроумова?

— Пашк, рассказывай, не тяни кота за хвост, — требовательно проговорил Костырев.

— Запугиваешь? — окрысился Мохов.

— Чего тебя запугивать? Ты и так осиновым листком дрожишь.

— Сам струсил, думаешь, и другим страшно?

— Не кричи. С детства знаешь, что меня запутать не так-то просто. Прошу: расскажи все честно, и пусть следователи решают, как нас садить: вместе или поврозь.

— Ты о чем, Федя?.. — словно не понял Мохов.

— Не прикидывайся, Паша, дурачком. Я все откровенно рассказал, теперь — твоя очередь.

— А чего рассказывать, один я управился с магазином, — Мохов еще больше съежился, посмотрел на Бирюкова и перекрестил живот. — Во, крест даю — один. Бирюков нажал кнопку магнитофонной записи, сказал:

— Начните по порядку. Как узнали, что в магазин поступили золотые часы?

Мохов передернул плечами, поминутно взглядывая на Костырева, заговорил:

— Если по порядку, то значит… В субботу утречком кирнули с Федей, ну и поволокло нас на подвиги. Пошли к моим корешкам, покалякали об том, об сем, хотели деньжонками у них поживиться. Не вышло. С тоски зашли в пивбар «Волна», чтобы по кружечке от жажды пропустить. Гляжу, Игорь Владимирович Айрапетов с Иваном Лаптевым пиво тянут, а перед ними на столике — гора вяленой рыбки. Подошел, чтобы пару рыбешек стрельнуть. Разговорились. Попросил у Айрапетова денег в долг, сказал, что на север еду, заработаю — рассчитаюсь. Мужик он всегда денежный, а тут зажался. Показывает золотые часики и говорит, мол, в сельхозтехниковском магазине купил, истратился. Спрашиваю: «Еще там остались?» Говорит: «Навалом». У меня сразу мыслеха сверкнула, толкую: «Дай хоть пару червонцев, завтра тебе этих часиков полный карман привезу». Поломался, но четыре пятерки все-таки дал, выручил…

— Костырев слышал ваш разговор с Айрапетовым?

— Не, Федька косым в дупель был, на улице с монтером знакомым базарил.

— Это я с Валеркой Шумилкиным разговаривал, на подстанции работает, — вставил Костырев. — Сейчас вот только вспомнил.

Бирюков повернулся к Мохову:

— Рассказывайте дальше.

— А чего рассказывать… — Мохов покривился. — Федя забалдел капитально, еле-еле дохилял до моей хаты, утыркался спать. Я тоже малость прикемарил. Проснулся — темно. Думаю, пора за часиками топать. Рюкзачок с собой прихватил, выхожу из хаты — хоть глаз вырви. Чернота, гроза нависает. Соображаю: на меня работает — следы заполощет. Подхожу к магазину — еще темней стало. Сразу не сообразил, после врубился, что погасли уличные фонари. Замок свернул тики-так — инструментик ловкий под руку подвернулся. Часы отыскал мигом, да их всего шесть штучек оказалось. Перерыл в прилавке ящики, аж стекло раздавил, а часиков больше тю-тю… Стал шерстить все подряд, втихаря фонариком посвечиваю. Гляжу — кепка, на подкладке Федина фамилия нарисована. Сразу хотел в рюкзак сунуть, но смикитил, если кемель уплывет из магазина, продавец сразу наведет угрозыск на Федин след, и нас с Федей мигом повяжут. Решил оставить кепочку. Специально на видное место положил. Дальше шарю. В пустой коробке выручку нашел, а часиков — как не бывало. Со зла аж курить захотелось. Достаю пачку «Нашей марки», которую в пивбаре у Айрапетова стрельнул, а в ней ни единой сигаретки не осталось. Швырнул сдуру за прилавок… Смотрю, на витрине красивые опаски лежат, бритовки. На всякий случай три штучки в карман сунул и давай рюкзак набивать шмотками, какие получше. Только управился, рюкзак — на плечи, слышу: оконное стекло хрустнуло. Я — за вешалки, где пальто висят, для смелости железяку схватил, которой замку голову отвернул. Выглядываю оттуда одним глазом — мужик по магазину мелькнул. Подскочил к стене, вроде электрическим выключателем щелкнул и сразу к прилавку затопал. Флаконы звякнули, тройным одеколоном запахло, похоже, забулькало что-то… В этот миг молния как полоснет! Смотрю, Гога-Самолет с перепугу за прилавок присел. Я из своей лежки — к дверям. Зацепился, вешалки повалились, ящики какие-то загремели… Гога как заорет!.. Я на крыльцо вывалился — опять молния! Вижу, что-то лохматое к крыльцу прет: не то баба, не то привидение… — Мохов перекрестился. — Во, крест даю, чуть от страха коньки не отбросил. Ладно, железяка в руках была. Этой железякой по лохмачу и шарахнул, а сам, дай бог ноги, завихрил от магазина.